После этого некоторое время ситуация была поистине неловкая — но затем Горубль сам уготовил свою судьбу, разрешил все проблемы, случайно наткнувшись на Путепроходца, который в ту же секунду вышвырнул его из жизни, после чего Лафайет отрекся от престола в пользу принцессы и начал вести роскошную и спокойную жизнь с нежной и верной Дафной.
Лафайет вздохнул и поднялся с кресла, глядя в окно. Там внизу, в садах дворца готовилось нечто вроде послеполуденного чая. «Или, по крайней мере, все уже закончилось», — внезапно подумал он, потому что не было слышно ни болтовни, ни смеха, замолкших несколько минут назад, а лужайки и тропки были почти пустынны. Несколько задержавшихся гостей направлялось к воротам, одинокий дворецкий торопился на кухню с подносом пустых чашек, тарелок и смятых салфеток. Служанка в короткой юбке, из-под которой торчала пара неплохих ножек, стряхивала крошки с мраморного стола у фонтана. При виде ее несколько открытого наряда Лафайет почувствовал укол ностальгии. Если он чуть расфокусирует свое зрение, то можно представить себе, что это Дафна, такая, какой он увидел ее впервые. «Как-то раньше все было веселее, ярче, проще», — меланхолично подумал он. Конечно, были свои неприятности в те времена: старый король Горубль очень уж хотел отрубить ему голову, у Лода-великана были похожие намерения, да и к тому же еще эта история с драконом, не говоря уже о запутанных проблемах графа Алана и Красного Быка.
Но сейчас Лод и дракон были мертвы — плохой дракон, конечно. Любимец Лафайета игуанодон жил вполне счастливой жизнью в стойле, переделанном из бывшего порохового склада, съедая свою обычную порцию из двенадцати стогов свежей соломы ежедневно. Алан был женат на Адоранне и был вполне лицеприятен, после того, как ему уже не надо было ревновать. А Красный Бык опубликовал свои мемуары и после этого стал настоятелем маленькой гостиницы на окраине столицы, которую он назвал «Одноглазый мужчина». Что же касается Горубля, вообще не было известно, куда он делся с тех самых пор, как его вышвырнули из этого измерения. Дафна была все той же неглупой и очаровательной женщиной, что и всегда. То, что она из служанок стала графиней, не вскружило ей голову, тем не менее с некоторых пор она почти все время проводила в светских развлечениях и веселых забавах. Не то, чтобы он действительно хотел, чтобы он был объявлен преступником вне закона, а она была дворцовой служанкой, бескорыстно любившей его, но…
Да, в последнее время ничего особенного не происходило, да и не особенного тоже — разве что обычный веселый ужин, как, например, сегодня вечером. Лафайет опять вздохнул. Как приятно было бы просто посидеть с Дафной в каком-нибудь кабачке тет-а-тет, и чтобы играла музыка…
Он тряхнул головой, как бы избавляясь от наваждения. В Артезии не было кабачков, не было музыки. Здесь были только таверны, которые назывались гостиницами, где можно было выпить кружку пива, съесть сочный кусок свежего мяса и посидеть при дымном свете высоких свечей. Кстати, почему бы им и не отобедать в одной из них? Не так уж обязательно было участвовать им еще в одном роскошном дворцовом пиршество.
Внезапно возбужденный этой мыслью, Лафайет пошел к двери, потом зашел в другую комнату, открыл шкаф, ослепивший его своими нарядами, схватил куртку вишневого цвета с серебряными пуговицами. Не то, чтобы она ему была нужна по погоде, но этикет этого требовал. Если он появится на людях в рубашке с короткими рукавами, на него будут смотреть, Дафна расстроится, Адоранна поднимет свою идеально натянутую бровь…
«Вот к чему все это привело», — подумал Лафайет, натягивая куртку на ходу и спеша через зал. Рутина. Скучные формальности. О, боги, а разве не этого он хотел, мечтая избавиться от жизни мелкого торговца без гроша за душой в Штатах? Правда, он и сейчас находился в штатах, по крайней мере, географически, напомнил он себе. Артезия была расположена на том же месте на карте, что и Колби Корнерс. Просто он был в другом измерении, где предполагалась другая жизнь.
Но что это за жизнь была у него в последнее время? Королевский бал, королевская охота, королевская регата. Нескончаемые блестящие праздники, в которых участвовало блестящее общество, которое вело блестящие разговоры…
Ну и что? Что в этом было плохого? Разве не об этом он мечтал в снимаемой им комнатенке, открывая очередную коробку сардин на очередной ужин?
«Об этом», — признался он себе. И все же… все же ему было скучно…
Скучно. В Артезии, земле его мечты. Скучно.
— Но… это же бессмыслица! — воскликнул он вслух, спускаясь по широкой спиральной лестнице в Гранд Зал, увешанный зеркалами в золотых рамах. — У меня есть все, о чем я мечтал, а то, чего у меня нет, стоит только приказать, как тут же будет. Дафна нежна, как маленькая пташка, не женщина, а мечта мужчины, я могу выбрать себе любого скакуна в королевских конюшнях, не говоря уже о Диппи, в моем гардеробе двести костюмов, каждый вечер дается банкет… и…
Он шел по черно-красному гранитному полу и его шаги отдавались эхом, и у него возникло внезапное чувство усталости при мысли о завтрашнем банкете, еще одном банкете, еще об одном дне ничегонеделания.
— Но чего, в конце концов, я хочу? — громко потребовал он вслух сам от себя, проходя мимо своих отражений в высоких зеркалах. — Ведь работаешь как собака, только для того, чтобы заработать деньги, которые дадут возможность делать то, что захочешь. А я уже делаю то, что мне хочется.
Он искоса посмотрел на свое вишневое и пурпурное с позолотой отражение.
— Разве нет?
— Мы уедем отсюда, — бормотал он, торопливо идя по саду. — В горы или куда-нибудь в пустыню. Или на берег моря. Могу поспорить, что Дафне никогда не приходилось купаться голой в лунном свете. По крайней мере, не со мной. И мы возьмем с собой немного съестного и сами будем готовить, ловить рыбу, смотреть на птичек, заниматься ботаническими исследованиями и…
Ом остановился у широкой террасы, глядя на зелень внизу, пытаясь отыскать глазами изящную фигурку Дафны. Последний из гостей вышел в ворота, исчез дворецкий. Один престарелый садовник ковырялся в дальнем углу сада.
Лафайет замедлил шаг и пошел по тропинке, почти не замечая одуряющего запаха герани, ленивого жужжания пчел, мягких вздохов ветерка по красиво подстриженным верхушкам деревьев. Его энтузиазм постепенно сменился апатией. Что хорошего было в том, чтобы куда-нибудь уезжать? Он останется тем же самым Лафайетом О’Лири, а Дафна — той же девушкой, что и здесь. Возможно, после первой новизны он начнет скучать о своем удобном кресле и доверху набитом холодильнике, а Дафна начнет переживать по поводу своей прически и задумываться, что происходит во дворце во время ее отсутствия. А потом их будут кусать насекомые, они будут обгорать на горячем солнце и мерзнуть по ночам, есть подгорелую пищу, да еще куча всяких неудобств, от которых он так отвык.